Мартовские колокола [Litres] - Борис Батыршин

Наверно, я становлюсь снобом? Видимо, отец прав и все эти походы туда-сюда, жизнь в позапрошлом веке, и особенно наш сирийский вояж, сильно на меня повлияли. И это, похоже, бросается в глаза – мне приходится сдерживаться, чтобы не ляпнуть что-нибудь. И сильнее всего – в общении со взрослыми; глупо, конечно, но теперь я и говорю как-то не так. И если по ту сторону портала я уснащаю речь немыслимыми, с точки зрения тамошних обитателей, вульгаризмами, за которые мне и самому порой стыдно, то здесь – наоборот, моя речь звучит старомодно, вычурно и даже манерно.

А чего вы хотели? Теперь я в двадцать первом веке бываю только по необходимости – покопаться в инете, закупиться чем-нибудь остро необходимым… ну и в школу зайти, конечно. В конце прошлой четверти классная, помнится, попеняла мне: «Что-то ты, Ванечка, слишком много в этом полугодии болел – больше, чем учился…» А я стоял перед ней, опустив очи долу, ковыряя ножкой ламинат, – и радовался, что сирийский загар давно сошел. Кто в здравом уме и твердой памяти поверил бы, что дочерна загорелый башибузук – на самом деле и есть тот самый болезненный ученик, который пачками таскает в школу справки насчет ОРВИ и катаров… Спасибо дяде Макару, который исправно снабжал меня этими филькиными грамотами.

Но – справки справками, а от поездки во Псков отвертеться не удалось. Татьяна Леонидовна отловила меня после уроков и проникновенно попросила ехать: оказывается, экскурсия эта – не просто экскурсия, а часть некой программы, которую проводит наша жутко продвинутая школа совместно с не менее продвинутым педагогическим университетом. «И ты, Ванечка, единственный в классе, кто сможет показать знание истории и литературную речь…»

«Ты сам этого хотел, Жорж Данден!»

Эту фразу я подцепил у Николкиного дяди – как-то, отчитывая при мне непутевого племянничка за три подряд двойки – по латыни, греческому и естественной истории, – он повторил ее целых четыре раза. Кто такой Жорж Данден и чего он хотел – я узнал уже потом, следуя неистребимой привычке пробивать все непонятки по Википедии или Брокгаузу… А Татьяна Леонидовна, услышав это из моих уст, уставилась на меня так, будто у меня отросла вторая голова или зеленые шевелящиеся антенны, словно у какого-нибудь покемона.

В общем, просьбу пришлось удовлетворить. Погрузившись своевременно на поезд, двинули во град Псков. Поезд этот… всю дорогу вспоминал синие классные вагоны. Так вот – это были не они, хотя и трясло, надо признать, поменьше.

Дабы поддержать имидж всезнайки и гуманитарного гения школьного масштаба, я прихватил с собой книгу, специально по такому случаю приобретенную на китайгородском книжном развале. С гравюрами, офортами, проложенными желтоватой папиросной бумагой и роскошным золотым обрезом: «Издание Московского Императорского университета по случаю 950-летия города Пскова» – о как! Напечатано в 1853 году, в типографии вышеупомянутого университета… надо было видеть физиономию сопровождающего от этого самого педвуза (он, бедолага, вместе с тремя старшекурсниками помогал Татьяне Леонидовне пасти нашу буйную ораву). Когда увидал, как я, скромненько устроившись в уголке, листаю эту книгу, – он чуть очки не потерял. По-моему, я опять что-то напортачил… впрочем, ладно. И книга, и мой врожденный (или благоприобретенный?) талант к лицедейству сыграли свою роль: оставшиеся два дня сей ученый муж – куратор остальных моих одноклассников просто не замечал, за что те были мне несказанно признательны. А я удостоился персонального приглашения на студенческую конференцию. Спасибо, конечно, но… не до того.

Но вернемся к экскурсии. Если просуммировать впечатления – поездка мне в общем понравилась, даже с учетом несколько кривоколенного общения с одноклассниками. Нет, прошлое – прошлым, но нельзя уж совсем отрываться от коллектива. А то застряну я между двумя временами, как… цветок в проруби. Надо почаще в школе бывать, что ли?

Ну, это потом. Вот вернутся наши из Питера… вот сдадим Яше эту банду малолетних преступников, по недоразумению именуемую «сыскной конторой», – тогда и о родной школе номер 1287 Ломоносовского района города Москвы можно будет вспомнить. Кстати: их бимбаши, Семка, сегодня отрапортовал, что Виктор, бригадовский компьютерщик, отбыл в Питер. Надеюсь, Никол не забыл дать нашим телеграмму – дело-то важное…

А на дворе, между прочим, двадцать третье февраля. Праздник, однако… тьфу, что это я говорю? Это по тамошнему, юлианскому календарю – опять я запутался. Здесь у нас уже неделя как март. Ну все равно – праздник… что бы мне поставить как тему для смартфона?

Ага, вот: «Броня крепка, и танки наши быстры…»

Давно я танчиков не гонял… тряхнуть, что ли, стариной? Ну-ка, где мой премиумный ТОГ-2?[68] Стимпанк рулит, господа-товарищи…

У Выбеговых было заведено собираться в гостиной, под монументальной люстрой с медным шаром и зелеными шелковыми абажурами, за круглым обеденным столом – и играть в лото. Нина Алексеевна старательно поддерживала этот обычай, и хотя супруг ее нечасто участвовал в застолье с деревянными бочонками (инженер Выбегов нередко возвращался со службы поздно и, поужинав, усаживался в кабинете за бумаги), но дети предавались этому занятию с неизменной готовностью. Хозяйка дома всякий раз присоединялась к ним; нередко сиживали за лото и гимназические подруги девочек. Случалось, и Сережа приводил в гости товарищей по корпусу.

И тогда на столе раскладывали разлинованные картонки и звучало: «Барабанные палочки! Кочерга! Валенки! Дедушкин сосед! Стульчики![69]» А потом вдруг восторженное: «Ура, у меня все, выиграла!» Но сегодня…

– Стой! У меня на Пэлл-Мэлл два дома и отель! Давай, плати тридцать фунтов!

– Мне два дома на Пикадилли!

– У, Маринка, жадюга…

– Вот ведь… снова тюрьма… не везет, хоть ты тресни!

После разговора на катке девочки согласились немного подождать с объяснениями. Хватило их ненадолго; через пару дней Марина принялась изводить кузена туманными намеками и зловещими обещаниями «все рассказать». Варя, правда, молчала, но в ее взглядах, обращенных на Ивана, кроме обычной девичьей влюбленности читался еще и немой вопрос. Надо было срочно что-то предпринимать – и мальчики, после долгих раздумий, приволокли на Спасоглинищевский яркую коробку с незнакомой настольной игрой на английском языке.

И – ВСЕ! С этого момента юные обитатели дома, их гости и даже хозяйка семейного гнезда Выбеговых пропали для общества. Ваня не ожидал столь сокрушительного эффекта. Неизвестно, в чем тут дело, – то ли в таланте создателей «Монополии», то ли в том, что обитатели девятнадцатого века не избалованы такими вот семейными настольными играми, – а только теперь по вечерам гостиную оккупировали на три-четыре часа, и начиналось – тарахтели кубики, переходили из рук в руки карточки с числами, двигались по ярким клеткам оловянные фишки в виде сапожка, револьвера, шляпы или странного четырехколесного экипажа.

В «Монополию» играли все – и девочки, и Нина Алексеевна, и Сережа, пару раз засидевшийся за игровым полем настолько, что опаздывал в корпус и получал взыскания. Даже отец семейства как-то снизошел до детской забавы – и целый вечер просидел в гостиной, забыв об ожидающих в кабинете бумагах по завтрашнему докладу в управлении Николаевской железной дороги…

Постоянные гости дома также не избегли общего увлечения. Варе с Мариной пришлось даже установить своего рода график – игровой стол не мог вместить всех желающих, а советчики, желающие навязать игрокам свои идеи, превращали игру в балаган. Так что в «Монополию» играли теперь чуть ли не «посменно», причем гимназистки заранее договаривались об этом с барышнями Овчинниковой и Русаковой.

Нина Алексеевна сначала подшучивала над молодежью, а потом подкинула им мысль – своими силами сделать несколько копий игры из раскрашенного картона и подходящих оловянных фигурок. Получившиеся наборы, конечно, были лишены глянца настоящей «Монополии», но играть в них было ничуть не менее интересно. К концу февраля в женской гимназии были уже три счастливые обладательницы новой игры, а одна копия отправилась в Первый кадетский корпус – где и была изъята при попытке поиграть в фехтовальном зале после отбоя.

Николка же с Ваней получили отличный повод бывать у Выбеговых чуть ли не каждый вечер – и, двигая вместе с девочками фишки «Монополии», тихо радовались, что барышням стало временно не до роковых тайн. Приближалась весна, письма из Петербурга все отчетливее сквозили беспокойством; Яшины малолетние агенты под руководством неутомимого Семки с ног сбивались, бегая за «бригадовцами» по всей Москве, а серенькая мышка Наталья Георгиевна, барышня ответственная и пунктуальная, завела новый картотечный шкаф – в прежний собранные материалы уже не помещались.